Мой век
МАЛУ: Нисколько, я прекрасно себя чувствую. Почему я уехала? Франк был швейцарец, банкир, естественно. По Гражданскому Кодексу, я следовала за своим мужем. Да и Женевский воздух мне подходил лучше.
МАРЕЛЬ: (Сквозь зубы.) Вот так пишется История!
МАЛУ: Что она там говорит!
(МАРЕЛЬ ОТВОРАЧИВАЕТСЯ, ЧТОБЫ НАЛИТЬ СЕБЕ ШАМПАНСКОГО.)
ФОСТИН: Франк был моим прадедом?
НИНА: Да нет, что ты! Франк был последним мужем Малу.
МАЛУ: Последний и единственный. Что касается остальных, то у меня не было времени забежать в Мэрию, чтобы поставить штамп.
ФОСТИН: (Смеясь к Марель.) Ты мне не говорила, что твой отец и Малу не были зарегистрированы…
МАРЕЛЬ: Если бы ты меня спросила, то я бы тебе ответила. А так, не вижу никакой причины, чтобы кричать об этом на каждом углу.
ФОСТИН: А что в этом постыдного? Просто мне смешно! Тебе кажется скандальным, что мой отец не был расписан с мамой, а твои-то родители?..
(К Нине.) А ты об этом знала?
НИНА: (Прикуривая.) Да… В общем… Я об этом узнала случайно.
МАРЕЛЬ: (Пристально на неё смотрит) Случайно?
(ФОСТИН СНОВА НАЧИНАЕТ СНИМАТЬ, КРУТЯСЬ МЕЖДУ НИНОЙ И МАРЕЛЬ.)
МАЛУ: (Как бы самой себе.) Это был, скорей, красивый мальчик, ласковый, непредсказуемый, мечтатель… Но для него я бегала слишком быстро. Он просто
выдохся… После Второй Мировой войны, многие мужчины выдохлись, они не понимали, что мы перешли в новую эпоху, Луи был одним из таких. Он не хотел расстаться с примусом, в то время, как я танцевала чарльстон. Марель – последний продукт сперматозоида 19ого века. Отсюда и все её пуританские выходки.
МАРЕЛЬ: (Взбрыкивая.) Как ты можешь говорить такое! Когда ты, именно ты родилась в 19ом веке!
МАЛУ: Но я всегда опережала время! Я даже родилась на месяц раньше, так я стремилась влететь в 20й век! Это именно мы с моими современниками выдумали этот век, изобрели, подготовили все открытия, дали ему толчок!.. А вы, вы только пользуетесь всем этим!
МАРЕЛЬ: Роль пионерки и речи о модернизме очень вяжутся с тобой и с твоим граммофоном!
МАЛУ: А кто говорит о модернизме? Я говорила об открытиях!
НИНА: Малу, ты виляешь!
МАЛУ: Во всяком случае, я говорю не с вами, для вас уже слишком поздно. Я обращаюсь к Фостин.
ФОСТИН: Ничего не горит?
МАРЕЛЬ: (Вскакивая.) Горит? (Бежит в кухню.)
НИНА: Тебе помочь? (Не дождавшись ответа, бежит следом)
МАЛУ: Который час?
ФОСТИН: Я хочу есть. (Выключает камеру, кладёт её на кресло.)
МАЛУ: В твоём состоянии это нормально.
ФОСТИН: Говорю тебе, я не беременная.
МАЛУ: Ладно, хватит. Пошли за стол. Им же хуже, будут есть остатки.
ФОСТИН: Уж столько ждали, подождём до десяти.
МАЛУ: Нет, такое опоздание недопустимо. Это уже граничит с хамством. Никаких ожиданий!
(СТУК В ДВЕРЬ. ОНИ ПЕРЕГЛЯДЫВАЮТСЯ.)
ФОСТИН: Что я тебе говорила?!
МАЛУ: Пора бы уже! Быстро! Помоги мне встать. (Фостин бросается к Малу, помогает ей выпрямиться и немного поправляет её костюм.)
ФОСТИН: (Шепчет ей.) Ты великолепна!
МАЛУ: Я знаю…
(МАРЕЛЬ И НИНА ПОЯВЛЯЮТСЯ С БЛЮДАМИ В РУКАХ, ФОСТИН НАПРАВЛЯЕТСЯ В КОРИДОР.)
МАРЕЛЬ: Стучали?
МАЛУ: Да, это они. (Марель и Нина ставят блюда и слегка прихорашиваются. Слышно, как открывается входная дверь.)
ФОСТИН: Добрый вечер…
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Добрый вечер, извините, что я пришёл так поздно. Я должен был прийти к 20.30… Я не думал, что будут такие пробки, ко всему, я ещё поехал не в ту сторону.
ФОСТИН: А-а! Входите, прошу вас… Как вас представить?
(МАЛУ БРОСАЕТ ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА МАРЕЛЬ, ТА ОТВЕЧАЕТ ЕЙ НЕПОНИМАЮЩИМ ЖЕСТОМ.)
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Кого представить? Я из цветочного магазина… В этот час у меня даже не было рассыльного… Вот… там ещё письмо.
ФОСТИН: А-а! оКей, понятно. Не уходите!
(ВХОДИТ В КОМНАТУ С БУКЕТОМ РОЗ И ДАЁТ ЕГО МАЛУ.)
ФОСТИН: У кого-нибудь есть мелочь?
(МАРЕЛЬ ИДЁТ В КОМНАТУ, НИНА ЕЁ ОСТАНАВЛИВАЕТ.)
НИНА: Оставь, мама, у меня есть. (Протягивает мелочь Фостин.)
(МАЛУ СМОТРИТ НА ЦВЕТЫ БЕЗ ВСЯКОГО ВЫРАЖЕНИЯ, ГРУБО ВЫНИМАЕТ КОНВЕРТ, ПРИКОЛОТЫЙ К ОБЁРТКЕ, ШВЫРЯЕТ БУКЕТ В КРЕСЛО. СЛЫШНО, КАК ЗАКРЫВАЕТСЯ ВХОДНАЯ ДВЕРЬ.)
ФОСТИН: (Входя.) Ну, ты как?
МАЛУ: (Присаживаясь к столу.) Ты видишь, я их бросила! Кто бы их не прислал, я его не хочу знать! Мужчина, который меня любил, не мог послать мне розы, они все знали, что я их терпеть не могла. Убери их. Заберёшь, когда будешь уходить.
(ФОСТИН БЕРЁТ РОЗЫ И ВЫНОСИТ ИХ ИЗ КОМНАТЫ)
НИНА: Ты даже не взглянешь на карточку?
МАЛУ: Нет, но я вижу, что ты сгораешь от любопытства. Держи!
(ПРОТЯГИВАЕТ КОНВЕРТ НИНЕ. МАРЕЛЬ НЕЗАМЕТНО ПРИБЛИЖАЕТСЯ.)
НИНА: Альбер Невиль. Тебе это говорит о чём-нибудь?
МАЛУ: Альбер?.. Как он мог забыть о моей аллергии на розы… О-О! Нет, только не он!.. Альбер! Моя последняя безумная любовь!.. Мальчишка… Мне тогда только исполнилось 60… Я была свежая вдова, а ему было едва 35. (Входит Фостин.) Мы прожили вместе несколько прекрасных лет, а потом я его оставила, потому что по глупости втрескалась в одного жиголо, который сожрал половину моего состояния в Довиле. (Марель подавленная кивает головой.) Бедный Альбер, он, наверное, ужасно страдал. Вот уже, по крайней мере, 35 лет, как он ожидал от меня весточки.
НИНА: (Читает.) «Малу, дорогая, драгоценная Малу, ты не можешь представить себе моего удивления, когда я обнаружил твоё приглашение, моё сердце готово было выскочить из груди, как в первый раз, когда я тебя встретил. Но, увы, прошло столько лет! Моё старое сердце плохо переносит слишком сильные потрясения. У меня уже было два инфаркта, не говоря об операции (довольно серьёзной!) на лёгких. Как видишь, страдания и годы меня не пощадили. Поэтому, я предпочёл, чтобы у тебя сохранились неиспорченные воспоминания о молодом Альбере. Сожалею, что не могу броситься к твоим коленям, бессмертная моя любовь! Да будет сладок тебе будущий век!»
МАЛУ: (После небольшой паузы.) Он по-прежнему галантен, этот Альбер, но он всё же забыл об орхидеях! И, может быть, это к лучшему, что он не придёт. Мне бы не хотелось выслушивать целый вечер рассказы о его болячках. Он, наверное, действительно постарел.
МАРЕЛЬ: Идём к столу?
МАЛУ: Да.
ФОСТИН: Ты тоже состарилась, Малу.
МАЛУ: Я особый случай. Мы состарились в разных пропорциях, он меня догнал… И потом, мы, женщины, можем применить множество ухищрений: платья, шляпы, вуалетка, лёгкий макияж, кружевные перчатки… Мы умеем найти выгодный ракурс. Главное – внушить! Это в нашей природе…
НИНА: Всё остынет.
МАЛУ: Мужчины более примитивны… там всё гораздо проще! Как только у них не стоит, они уже скукожились, а мы… умеем притвориться.
МАРЕЛЬ: Я тебе накладываю…
МАЛУ: Я не очень-то хочу есть. Налей-ка мне немножко шампанского! (К Фостин.) Иди, сядь рядом со мной, на место Альбера.
ФОСТИН: (Протягивая свою тарелку Марель.) Не сомневайся, Марель, я голодна, как волк, я буду есть за восьмерых!
НИНА: Я тоже.
ФОСТИН: А твоя диета?
МАРЕЛЬ: (К Малу.) Ты не хочешь попробовать?
МАЛУ: (В своих мыслях.) Да, да…
(МАРЕЛЬ СТАВИТ МУЗЫКУ И ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА МЕСТО.)
МАРЕЛЬ: Ангел пролетел…
МАЛУ: Ты знаешь, что говорил Кокто? «Ангел пролетает, поймаем его и…»
ФОСТИН: Трахнем.
НИНА: Ты не пропустишь ни одной скабрёзности.
МАЛУ: (Заговорщицки Фостин.) Я знала, что Кокто будет бессмертным. Он стал им ещё при жизни.
МАРЕЛЬ: (Делая вид, что ничего не слышала.) Как вам мои омоньеры из лососины?
НИНА: Потрясающе!
ФОСТИН: (С полным ртом.) Гениально! Я ещё хочу.
МАЛУ: Гм, гм… (Одобрительно, но без особого энтузиазма, после того, как попробовала.) Я не понимаю, почему остальные не извинились. Хотя, если уж Альбер настоль сдал, то что говорить об остальных! Они наверное уже в маразме… Я не понимаю, они же все почти моего возраста, а некоторые даже на пару лет моложе…
МАРЕЛЬ: (Раздражённо.) Их уже нет на этом свете!
МАЛУ: (Всё так же рассматривая бристоли, которые она разложила перед собой.) Мы всегда принадлежали разному свету… Они происходили из аристократов, дворян или преподавателей, а я вышла из мира кассирши кино и тапёра в Мюзик-Холле. Наши пути пересеклись на ступеньках социальной лестницы, остальное сделала моя красота…
(МАРЕЛЬ БРОСАЕТ ОТЧАЯННЫЙ ВЗГЛЯД НА НИНУ, КОТОРАЯ ВОЗВОДИТ ГЛАЗА К НЕБУ.)
ФОСТИН: Не психуй, Малу. Им же хуже, если они предпочли отдых празднику. Мы не дадим себя в обиду! Хочешь ещё шампанского?
МАЛУ: Да.
МАРЕЛЬ: Там совсем немного, оставим для торта.
МАЛУ: Я больше чем уверена, что у тебя в заначке есть ещё пара бутылок. А?
МАРЕЛЬ: Я просто волнуюсь, как бы не было плохо…
МАЛУ: Не беспокойся о нас, я за всё отвечаю! Пойди лучше принеси ещё.Что у нас там на горячее?
НИНА: Можно сделать паузу. Мне нужно передохнуть, я слишком быстро ела.
(ТИШИНА. МАРЕЛЬ ВСТАЁТ, НАЧИНАЕТ УБИРАТЬ СО СТОЛА. ФОСТИН СНОВА ПРИНИМАЕТСЯ ЗА КАМЕРУ. НИНА НЕХОТЯ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ К МАТЕРИ И БЕРЁТ У НЕЁ ИЗ РУК ТАРЕЛКИ.)
НИНА: (К Марель.) Оставь, я сама. Сиди.
(МАРЕЛЬ ВЗДЫХАЕТ, СНОВА УСАЖИВАЕТСЯ. НИНА ВЫХОДИТ С ТАРЕЛКАМИ. ПАУЗА.)
ФОСТИН: (Снимает.) Ну что, «Век», улыбнись! Я око будущего! Если ты не сменишь выражение лица, то будешь выглядеть на все 115!
(МАРЕЛЬ ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ, ВЫТЯГИВАЕТ ПОДБОРОДОК, УЛЫБАЕТСЯ ФОСТИН, КОТОРАЯ СНИМАЕТ ПРОИСХОДЯЩЕЕ.)
ФОСТИН: Забавно. Вы не очень-то похожи… Марель, ты, наверно, в отца.
МАРЕЛЬ: Малу мне об этом твердит постоянно. Я его не помню. Я была слишком маленькая, когда он умер. Но из уст Малу это сходство никогда не звучало, как комплимент.
МАЛУ: Почему ты так говоришь? Я всегда говорила, что он был прелестным мальчиком. Немного хрупким, но красивым. (К Фостин.) Смени-ка эту пластинку, она слишком меланхолична, поставь что-нибудь повеселее.
(ФОСТИН КЛАДЁТ КАМЕРУ, ИДЁТ ПЕРЕСТАВЛЯТЬ ПЛАСТИНКУ. РОЕТСЯ В ДИСКАХ, ДОСТАЁТ ИХ ИЗ БУМАЖНЫХ КОНВЕРТОВ, ИЗ НИХ ВЫПАДАЕТ КАКАЯ-ТО ФОТОГРАФИЯ. НИНА ВХОДИТ С ГОРЯЧИМ, СТАВИТ БЛЮДО В ЦЕНТР СТОЛА.)
НИНА: Надо есть, пока всё горячее. Давай, Фостин.
МАРЕЛЬ: (Глядя на блюдо.) Я уверена, что передержала на огне.
НИНА: Прошу тебя, мама, не напрашивайся на комплименты! Наверняка всё отлично, как всегда.