Последний партизан
СМЕНЩИК. Ни и че? Дверь распахнул, распахнул, типа: заходи, кто хочет. А у тебя тут, короче, деньги. Так? И товару, товару штук на десять баксов. Все дела. Если что, ты, даже если жив останешься, потом не расплатишься.
СЕРГЕЙ. А что делать? Дышать же совсем нечем.
СМЕНЩИК. А ни че! У нас, у нас еще ларек нормальный. А вот такие есть – там стены, стены изнутри обиты ну типа ДСП. Вот там, там вешалка ваще. Не только душно, еще из стен че-то выделяется… (пытается вспомнить мудреное слово) Фенол! Башка раскалывается – пиздец! А тут ниче – высидеть можно (копошится у кассы).
СЕРГЕЙ. Я там что продал, в тетрадку записывал.
СМЕНЩИК. Щас посмотрю. Накладные где?
СЕРГЕЙ. Там, под кассой.
СМЕНЩИК. Так. А товар вчера не привозили?
СЕРГЕЙ. Нет. Сегодня должны. Вчера только деньги забрали.
СМЕНЩИК. Кто приезжал?
СЕРГЕЙ. Этот.. Как его… Виктор Михайлович.
СМЕНЩИК. А… Ну че, недостача большая?
СЕРГЕЙ. Да вроде нет недостачи.
СМЕНЩИК. Щас глянем (однако заниматься пересчетом не торопится). Ты че! Без недостач, без недостач не бывает. Тут этот, ну который до тебя, Виталик, он, короче, ночью баб водил. Ну типа там цветочниц всяких соседних. Пялил их тут в ларьке. А они, короче, он отвернется, тащут ченито с ветрины. Ну, там, я не знаю, духи. А Виталик, Виталик при пересчете сидит потом и плачет.
СЕРГЕЙ. Ну ты там давай смотри, считай, да я пойду.
СМЕНЩИК. Щас (начинает недовольно рыться в товарах).
В окошко ларька стучится стандартной внешности тетка лет сорока.
СМЕНЩИК. Ну че, невидно?! У нас закрыто. Не работаем.
ТЕТКА (говорит с претензией). Я у вас вчера купила кассету с Киркоровым…
СМЕНЩИК. У нас вот тут написано: мы товар назад не меняем.
ТЕТКА (продолжает гнуть свою линию). Молодой человек! Вы Киркорову передайте: у него здесь одна песня не до конца, и на второй стороне одна песня пропущена. Пусть поменяет.
Сменщик захлопывает окошко и, корчась от смеха, оборачивается к Сергею. Тетка некоторое время долбится в окошко и возмущенно произносит фразы: «Молодой человек! Слышите?!», «Безобразие! Молодой человек!», «Передайте Киркорову…» и т.д.
СМЕНЩИК. Нет, ты слышал?! Прикинь: Киркоров, короче, утром просыпается, просыпается и бегом по ларькам – кассеты свои выставлять. Сумка такая коробок на десять, на десять. Типа, возьмите, мужики, на витрину, может купит кто.
СЕРГЕЙ (проявляя нетерпение). Ты давай считай.
Сменщик возобновляет возню с ларечным барахлом, но вскоре вновь прерывается.
СМЕНЩИК. Так! А где..?
СЕРГЕЙ. Что?
СМЕНЩИК. Тут ценники у меня были. Не эти, другие.
СЕРГЕЙ. Я их убрал. Там чухня какая-то была написана.
СМЕНЩИК. Да ты че! Ты че делаешь! Тя кто сует?! (Роется на полке под прилавком, достает мятые ценники и с раздражением рассовывает их по местам).
СЕРГЕЙ. А чего? «Одеколон для крутых «Сила воли»», «для милых дам «Дорогой парфюм»». Народ же смеяться будет.
СМЕНЩИК. И че?! Тебе-то че! Это реклама. Пусть ржут, зато покупают.
В окошко лезет сильно потрепанный бомжеватого вида мужик неопределенного возраста.
МУЖИК. Зёма, слыш, зёма! Денег немного не дашь? Скока-нибудь.
СМЕНЩИК. А ну отвали!
МУЖИК. Земляк, я отсидел только что. Справку могу показать.
СМЕНЩИК. Ты че, не понял?! Вали нах!
Мужик поспешно отскакивает от ларька, но далеко не уходит.
СМЕНЩИК. Не маячь там! (поворачивается к Сергею) Такие вот всегда подходят, подходят: я отсидел! И че? Я, типа, пожалеть его должен. Я тут честно работаю. А он спиздил или, на хер замочил кого-нить. И че, я должен его жалеть?
СЕРГЕЙ (с нетерпен6ием). Я домой хочу.
СМЕНЩИК. Ну щас, щас! (возвращается к пересчету).
Бывший зек вновь подходит к киоску и начинает канючить.
МУЖИК. Братан, слышь, а музыку включи (тычет пальцем в витрину). У тебя там Миха Круг есть. Ну включи, а? Братан…
СЕРГЕЙ. Включи ему – не отвяжется.
Сменщик роется в кассетах на витрине, достает нужную и лезет под прилавок, где располагается магнитофон. Из укрепленных на киоске хриплых динамиков раздается «Владимирский централ». Бывший зек колбасится, извиваясь в нелепом и жутком танце прямо перед ларьком. Его брезгливо отталкивает в сторону мясомасый парень с короткой стрижкой в спортивном костюме с толстенной цепью на шее и огромной печаткой на пальце.
ПАРЕНЬ (наклоняясь к окошку киоска). Слышь, туалетную воду мне дай. Ну, там написано: для крутых. Сдачи не надо.
СМЕНЩИК (Сергею). Ну че, видел?
Коротко стриженный, забрав флакон, делает от киоска шага два-три, не успев спрятать бумажник, и в это время кто-то, может быть бывший зек, бьет его ножом в живот. Кто это сделал непонятно – все происходит очень быстро, а народу перед киосками толкается уже порядочно. Коротко стриженный валится на асфальт. Вокруг него начинается оживленная суета. Раздается крик: «Убили!»
СМЕНЩИК. Так. Щас менты приползут. Будут докапываться. Блин. Херово дело. Ну ты давай вали отсюда. Я у тебя все принял. Вали давай. А то щас показания давать будешь. (Захлопывает дверь киоска).
Затемнение.
На пустой и темной сцене в луче света – Сергей и Старый знакомый.
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Ну и че? Че не так то?
СЕРГЕЙ. Ты не понимаешь?
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Че понимать то? Люди крутятся, зарабатывают деньги.
СЕРГЕЙ. Вот-вот…
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Че «вот-вот»? Че, зарабатывать деньги не надо?
СЕРГЕЙ. Да ты только посмотри, как мы живем! Вот человек на улице подходит, ничего еще не сказал, а я уже гадость жду. Сейчас говно какое-нибудь ненужное будет предлагать купить или в секту заманивать, короче, на бабки разводить. Я уже сходу на хуй готовлюсь послать.
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. А чего? Нормально – жизнь такая. Ну, наябывают, конечно. Это тоже нормально. Не ты, так тебя.
СЕРГЕЙ. А ты, конечно, считаешь, что так и надо.
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Нет! Надо на жопе своей сидеть, скулить и жаловаться!
СЕРГЕЙ. Да ты вспомни. Это еще при нас было. Мы застали. Все было по-другому. Мы, все мы, жили совсем не так…
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Да, да, помню. «Ленин всегда живой, спасибо партии родной». Все марш на собрание, а потом работать за пайку.
СЕРГЕЙ. При чем тут партия! Я же не об этом. Помнишь, как тебе училка в шестом классе записала в дневнике: «Обратите внимание! Ваш мальчик не умеет мечтать!».
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. Ты зато хорошо мечтать умел, мечтатель кремлевский! Ни чего в итоге. Домечтался?
СЕРГЕЙ. Нас растили не для этого!
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. А для чего нас растили? Говно все это. Фишку сечь надо уметь и локтями работать.
Затемнение
Сцена третья.
Типовая квартира в панельной многоэтажке в спальном районе. Стандартно обставленная большая комната-зал. Из зала – распахнутая дверь на балкон. На балконе, опершись спиной на перила, лицом к зрителям стоит Сергей с зажженной сигаретой. В комнате расположились две женщины. Одна из них – молодая деваха, другая старше лет, может быть, на двадцать пять или тридцать. В фигурах (не отличающихся особой грацией), жестах и интонациях обеих угадывается некое неприятное сходство. Старшая то и дело раздраженно вскакивает и начинает с необычайной для ее комплекции резвостью перемещаться по комнате, время от времени присаживается, но почти тут же вскакивает вновь. Младшая постоянно выходит в коридор, чтобы ответить на очередной звонок практически неумолкающего телефона. Из коридора она, болтая по телефону (доносятся глуповатое хихиканье и стандартные реплики: «Але! Да-да…, Да, Нет, Ну и? И че? Ну-ну…» и т.д.), продолжает, крича, участвовать в происходящем в комнате разговоре.
СЕРГЕЙ. Визиты тещи я ненавижу. Но раз уж женился зачем-то, приходится терпеть – никуда не денешься. Зачем женился? Ну, я тогда еще в киоске работал. А она, эта жена моя будущая, по соседству цветами торговала. Вот как-то так… Нет, ну у нее, понятно, резон был. Она – из Балашихи, а у меня – квартира и прописка хоть и не в центре, но московская. А меня черт какой-то дернул.
ТЕЩА. Как вы так живете, я не понимаю? Вы же, Сережа, извините, уже не мальчик. Институт вот уже два года как закончили. И что у Вас за работа!
СЕРГЕЙ. Ассистент на кафедре – обычная работа.
ТЕЩА. Нет, извините! Кому это сейчас нужно, кафедра Ваша? Да люди сегодня состояния делают, я не знаю, миллионерами становятся. Вон у Марины Михайловны сын… Люся, ты помнишь Марину Михайловну?
ЖЕНА (кричит из коридора). Помню, да.
ТЕЩА. Она тут хвасталась: ей сын машину новую купил… эту, как ее… «Вольву». А себе – я уж и не говорю. Каждый год машину меняет. Каждый год! И ничего, институтов не кончал. Дом вон строит на три этажа. Человек шевелится.
ЖЕНА (кричит из коридора). Все, мам, шевелятся.
ТЕЩА. Ну, бизнес – это не все могут. Это да. Но ты уж работу себе найди нормальную, раз уж не умеешь. А институты всякие – это сегодня не работа.
ЖЕНА (появляется на пороге комнаты). Да у них, мам, и в институте люди прилично получают. Те, кто умеет, кому надо. Вон руководитель его научный на юбилей нас приглашал. Банкетный зал в хорошем ресторане заказал человек на сто пятьдесят. Не слабо денег, да? И все пришли такие – жены прикинутые, в золоте. Только я одна как Золушка.
СЕРГЕЙ. Я же говорил тебе уже. Он – завкафедрой, двадцать лет в институте. У него все возможности. А я кто?
ЖЕНА. И что? Мне теперь двадцать лет ждать прикажешь?
СЕРГЕЙ. Зачем двадцать? Вот дисер доделаю, защищусь…
ТЕЩА. И что это даст?
СЕРГЕЙ. Ну… ставка будет выше, часов больше дадут.
ЖЕНА. Накинут рублей пятьсот.
ТЕЩА. Это Ваше дело. Хотите диссретации эти писать – никто не против. Но Вы, Сережа, как хотите – на работу надо устраиваться. Нормальную работу, а не эту Вашу.
СЕРГЕЙ. Да ищу я уже, ищу.
ЖЕНА. Да уж он ищет. Знаешь, куда он ходил устраиваться?! Обхохочешься! На винзавод!
ТЕЩА. Кем это?
СЕРГЕЙ. Ну, там кладовщик на склад был нужен.
ТЕЩА. Это зачем?
ЖЕНА. А такие как он нигде особо не нужны. Везде опыт работы нужен. Но ты не переживай. Его на склад не взяли тоже.
СЕРГЕЙ. Еще не известно.
ЖЕНА. Известно, известно. Нет, ты жди, конечно, что позвонят. Жди. Не позвонят. Да таких как ты нигде не надо. Понтов много слишком. Типа умный! (уходит к телефону).
ТЕЩА. Так, Сережа, не пойдет. Не нам же вас кормить в самом деле! Если Вы даже работу найти не можете.